Где-то в середине XIX века, в далекой американской глубинке, на берегу Миссисипи, в деревушке, под названием Париж, а может, Лондон, а может и Москва, жил-был негр Джим. И был он, разумеется, рабом у тётушки Полли Сойер.

И как-то раз, решил он убежать, просто потому что надоело ему всё, но поскольку географии он не знал, побежал не на север, а на юг. Перепутал. По дороге встретили его местные депьюти, взяли за шкирку и отволокли в местную тюрьму. Выяснив, что он не в состоянии ответить, чего это он шляется так далеко от дома, депьюти высекли его кнутом. Могли б и забить до смерти, но тут припёрлась тетя Полли и потребовала вернуть взад нужного ей в хозяйстве негра. Вернули…

Прошло много лет, может сорок, а может и пятьдесят. Наступил двадцатый век, и Джим, будучи уже негром преклонных годов, решил написать мемуары о жизни своей, но будучи так же малограмотным, не писал сам, а надиктовал либеральным журналистам (они тогда уже были).
И рассказывал он так: жил Джим у Сойеров в нечеловеческих условиях – работал на плантации по 18 часов в сутки, питался одной картофельной шелухой. Джим с детства ненавидел рабство, мечтал о свободе и даже в 1861 вел среди других негров беседы о том, что проклятая конфедерация все равно проиграет.

И вот, как-то раз, сидел он на берегу, рыбку ловил. И тут ехал мимо местный депьюти, известный расист, будущий основатель Ку-Клукс-Клана, и чисто от нефиг делать, взял, да и схватил Джима за шкирку, отволок в тюрьму, и долго лупил кнутом. Выбил депьюти признание, что Джим – тайный шпион аболиционистов и активный организатор так называемой подземной железной дороги.

И собрались за это Джима повесить. За шею. Но тут в городок на рысях ворвалась федеральная кавалерия, а впереди сам Шерман на белом коне, и сняли Джима прямо с виселицы. А журналисты записывают, и охают, и ахают, «Вот, какие злобные тираны и кровавые маньяки были рабовладельцы! Ой-ей-ей!».ны и кровавые маньяки были рабовладельцы! ой-ей-ей!