Поскольку в вопросе ГМО я не силен, я обратился с просьбой написать пост к Николаю Кукушкину (), который про это знает в 100500 раз лучше меня. Он неожиданно согласился, хотя мы даже и не были знакомы, и все оперативно написал, за что ему огромное спасибо.

Пост будет из двух частей. Это часть первая.

* * *

1984 год. Стив Джобс представляет Макинтош. Выставка сопровождается массовыми протестами против персональных компьютеров. Активисты ходят по площади с плакатами, изображающими людей-зомби и порабощение человечества машинами. Серьёзные учёные рассказывают по телевизору, как от компьютеров портится зрение, а у детей снижается внимание и развивается агрессия.

Из-за страха, что машины подчинят себе сознание сотрудников, ведущие мировые финансовые компании переходят обратно на пишущие машинки и счёты. Исследовательские институты продолжают под жёстким правительственным контролем пользоваться компьютерами, но под давлением общественности, опасающейся проникновения искусственного интеллекта в электрический ток, их использование снижается до одной машины на организацию.
Вам смешно? Вот именно так для специалиста выглядит ситуация с генетически модифицированными организмами. Противники ГМО делятся на вменяемых и невменяемых. Невменяемых гораздо больше. Они ничего не понимают в биологии и боятся страшных слов про гены рыбы в помидорах. Это то же самое, что бояться, что ваш ноутбук – пришелец-киборг, который пытается проникнуть в линии электропередач и заразить население планеты зомби-вирусом. Вменяемые концентрируются не на том, что очевидный бред, а на опасениях, которые, в принципе, разумные, но далеко не такие интересные, как зомби-вирус. Ну, например, как сделать так, чтобы устойчивые к паразитам растения не навредили лягушкам, которые этими паразитами питаются. Это примерно на уровне опасений о здоровье детей, проводящих за компьютером слишком много времени.

Проблема с вменяемыми противниками ГМО одна: никто из невменяемых противников ГМО (а их, повторяю, большинство) не слушает, что они говорят, но запоминают, что серьёзные учёные по телевизору выступают против генной модификации.
У нас – жителей планеты – очень много проблем с сельским хозяйством, окружающей средой и здоровьем населения. Очень много очень больших проблем. Мы сжигаем миллионы тонн угля и производим миллионы тонн отходов для того, чтобы вырастить то, что, вообще-то, должно расти само и без отходов вообще. Часть из нас толстеет с катастрофической скоростью, приводящей к эпидемии диабета немыслимых масштабов; часть голодает от перенаселения и истощения почвы. Виды вымирают, моря зарастают водорослями, атмосфера разогревается, пахотные земли приходят в негодность, уголь и нефть заканчиваются.

И есть великолепная технология, которая потенциально способна решить очень много проблем. Гениальная технология. Никакие персональные компьютеры не могут с ней сравниться. Тысячи лет единственным способом видоизменить растение или животное было тупо ждать, пока нужное изменение появится само, а потом долгой и муторной селекцией это изменение усиливать. Теперь мы можем точно такое же изменение сделать точно, направленно, контролируемо.

Да что там точно такое же? Мы могли бы изменять питательность, производительность, вкус – да всё что угодно. Мы понятия не имеем, что нам делать с ожирением и диабетом. Почему бы не создавать, например, обезжиренное мясо и неусвояемый сахар? Мы тратим немыслимое количество энергии на то, чтобы производить удобрения, которые бактерии умеют производить безо всякой нефти. Почему не научить так делать сами растения? Мы строим тысячи химических заводов, синтезирующих лекарства. При этом мы могли бы безо всяких затрат и отходов получать те же лекарства в молоке, в рисе или сое в неограниченных количествах. Мы могли бы научить картофель расти в местах, где растёт одна верблюжья колючка, и накормить голодных.

Возможностям в буквальном смысле нет предела. В наших руках инструменты, о которых сто лет назад люди не могли и мечтать. А что же мы?

Мы говорим: нет, всё это как-то странно звучит. Мы лучше по старинке, вот вам удобрение, вот вам пестицид, гормон, антибиотик, отход – всё как-то проще.
Пора понять, что идеал фермы, на которой счастливая коровка жуёт сочную траву, а вокруг неё растут цветочки, салатик и кукурузка, давно перестал быть реальностью. Мы живём в мире, в котором промышленность и сельское хозяйство – одно целое, и это целое очень быстрыми темпами приводит природу в негодность. Задумайтесь, оправдан ли отказ от масштабного шага вперёд кучкой иррациональных страхов и рядовым набором контролируемых рисков. Представьте, что по таким же причинам мы бы сменили компьютеры на счёты. В этой аналогии есть только одно расхождение: счёты не угрожают жизни на планете.

Продолжение следует. В нем - более подробно о том, что такое ГМО, и с чем могут быть связаны риски.

Продолжение поста Николая Кукушкина () о ГМО.

* * *

В прошлый раз я пытался объяснить, почему генетически модифицированные организмы – это хорошо. Здесь я постараюсь на пальцах объяснить, почему это не плохо.

Представьте, что любой живой организм – это завод. Задачей этого завода является производство точно таких же заводов.

Для того чтобы воспроизводить самого себя, заводу нужны чертежи станков. Станки в нашей аналогии – это белки. Они выполняют все функции в живом организме. На одном станке производится освещение, на другом – теплоизоляция для завода, третий нужен для того, чтобы производить первые два станка, и так далее. Библиотека с чертежами – это ДНК, где записана генетическая информация.

Теперь представьте себе следующую ситуацию. Один завод стоит на крайнем севере. Чтобы нормально функционировать, ему нужны обогреватели, теплоизоляция и хорошее освещение. Другой завод стоит в пустыне. Он не умеет производить обогреватели, зато производит кондиционеры.

И вот решила, значит, компания, владеющая северным заводом, выйти на рынок южных компаний. Но тут проблема: производить такие же заводы, как он сам, северный завод умеет, а на юге-то жарко, станки перегреваются. Поэтому единственный вариант для северного завода – случайно что-то перепутать при переписывании чертежей и вместо токарного станка собрать кондиционер. Как вы понимаете, такое случается нечасто, поэтому северные заводы по тысяче лет остаются на севере, а южные – на юге.

Помогает, конечно, то, что завод может обмениваться чертежами с другими заводами своей компании. Поэтому если кто-то из северных заводов вдруг изобретёт кондиционер, в принципе, в скором времени его научатся собирать все, кто захочет строиться на юге. Это называется половым размножением. Оно лежит в основе селекции: поколение за поколением выбирая особей, которые (случайным образом) оказываются сильнее/крупнее/производительнее, мы постепенно меняем их «чертежи» в нужную нам сторону.

Что же такое генетическая модификация?

Самый кайф всей ситуации с заводами заключается в том, что чертежи у всех компаний написаны на одном и том же языке, а сами станки сделаны не просто из одних и тех же материалов, а вообще из одних и тех же деталей – как Лего.

Генетическая модификация – это когда мы берём у завода с юга чертёж кондиционера и сдаём копию в библиотеку завода с севера. Не ждём, пока кто-нибудь из северных ребят додумается до чего-нибудь путного, а прямо собираем всё, что нужно по чертежам другой компании. Коммунизм!

Как это всё относится к нашей еде? Тут нужно понять, что вообще собой представляет пищеварение.

Как я уже сказал, все заводы сделаны из одних и тех же деталей. Но в процессе пищеварения все, что мы съедаем, разбирается до самых мелких деталей. Мы просто не умеем перевозить чужие машины в наш собственный завод, хоть ты тресни.

Есть ли какая-то разница, чьи «чертежи» мы съели, если всё, что мы получаем – это вторично переработанная бумага? Есть ли какая-то разница, какие станки были на каком из заводов, если всё, что мы можем расфасовать по коробкам – это винтики и гайки? Нет, всё, что имеет значение для нас – это то, на каком из заводов больше использовалось нужных нам деталей (жиров, белков, углеводов, витаминов и т.д.).

Именно поэтому нашему организму совершенно всё равно, переварить ли обычный помидор или помидор с геном морозоустойчивости, взятым у карася. Этот ген добавляет один рыбный белок к тысячам белков, уже имеющихся в помидоре. Для помидора разница может быть большой, потому что он этот новый белок использует, но для нас её просто нет, потому что мы этот белок перевариваем.

Я надеюсь, что все понимают: я всё упростил настолько, насколько вообще возможно. Конечно, я не говорю, что все ГМО – однозначно безопасны. Собрав на заводе новый станок, мы изначально не знаем, как он будет работать в новых условиях. Но эта неизвестность точно так же применима к любому новому сорту кукурузы или породе коровы. Более того, выводя новый сорт растения, мы просто тасуем колоду карт и смотрим, что получилось. В случае с ГМО мы точно знаем, что и где мы изменили – согласитесь, искать потенциальные проблемы в таком варианте гораздо проще. А контроль за ГМО, поверьте мне, во много, много раз строже, чем контроль за любыми другими сельскохозяйственными культурами.

И всё-таки главное, что я пытаюсь донести до общества – это не то, какие овощи опасны, а какие безопасны. Главное заключается в том, что принципиально нет никаких причин бояться ГМО и не бояться не-ГМО, или наоборот. В мире есть очень много вредной пищи и очень много опасностей для окружающей среды. ГМО, даже если верить всем страшилкам, – это, наверное, наименьшая из наших бед, а пользу, будь мы хоть чуть-чуть более открыты новому, технология генетической модификации принесла бы неизмеримую.

* * *

От себя добавлю несколько ссылок по теме:

Русланы Радчук (